Лига историков

Горы держат небесное решето. Множество Гор держат главное,небесное,большое решето. Изображение фетишизма, полное отсутствие анимизма в рисунке. Скорей всего на горлышке кувшина символ зигзага - это символ грома. Чудесный предмет решето.

Решето использовали как оберег, в гадании и даже в лечении. Верили, что решето может излечить головную боль, мигрень, если подержать его над головой, а любая вода, трижды пролитая через решето, становилась лечебной. Такой чудесной водой омывали ребенка и домашних животных. Чтобы урожай зерновых культур был хорошим, семена просеивали через решето. Просеивание считалось обрядом очищения зерна и залогом хорошего урожая. Чтобы вызвать дождь, лили воду через решето, а если его было много, переворачивали, чтобы дождь закончился. https://sovmuseum.com/publ/sidimdoma/ehksponat_dnja/sito_ili...

Вот пример, как выглядит предмет хозяйственной утвари в виде деревянного обода, на который натянута сетка, служащая для просеивания. Он конечно не настолько древний. Но и не современная версия.

Ячейки(дырки) у "сита" меньше, сетка плотней,чем у "решета". Корректней называть сито,то что изображено на кувшине,сетка плотная,но проблема в том,что в дальнейшем будут сетки на кувшинах разной плотности т.к. сеть в плане построения,деталей схемы(размера ячеек) - свободная,она мифическая. Из-за этого, я в этом цикле статей будут называть один и тот же по смыслу мифический, чудесный предмет разными словами. Цикл статей будет сложней читаться,восприниматься. Остановимся на обобщённом,едином слове - "Решето". Как не реальное,а мифическо-реальное понятие. Точное,семантическое определение не так уж и важно. Миф - это не наука. Важен общий,единый,понятный образ,символ. Эмоциональное представление,понимание бытия.

Гору ещё представляли как мировую ось(мировой столб) которая держит решето-небо. Почему считали, что его надо держать? По теории Леви-Брюля нужно задавать вопрос,а чего же они так сильно панически боялись? Откуда такая тяга к описанию,объяснению "держания" неба. Видимо думали что небо имеет большой вес и боялись, что оно упадёт,если его не поддерживать. Ведь жить спокойней, когда ты представляешь,что над тобой огромнейший "потолок" поддерживается гигантской,крепкой опорой.

На этом орнаменте можно увидеть как прогрессировало мифическое мышление. Если выше можно было наблюдать только черты фетишизма,природных объектов гор,то теперь появляются руки в горах. Не острие(пик) горы держит небесное решето,а рука в горе,горная,духовная рука. В районе ручек кувшина появился рисунок решета. Я считаю оно олицетворяют разновидность дождя,а именно бокового(косого) дождя,а решето в горлышке ровный,вертикальный дождь. Понимание изображения пространства стало богаче. Пространственное мышление улучшилось. Они стали в свой миф добавлять вариант дождя под наклоном и анимистические черты. Выше,я писал про то,что они представляли гору,как мировой столб на который опирается небесное решето. А теперь если добавить его в этот кувшин,то как раз получается первая версия анимистического горного божества.

Бог у которого голова является всем небом-решетом с горами-руками и ногами-руками. Первая,древнейшая внешность этого божества. Её зародыш. Я считаю её не первой,полноценной версией индивидуальной внешности. Нет лица. Точней оно есть,но оно срослось с формой кувшина,в его самом сокровенном,сакральном месте,в горлышке. Лицо располагается в главной точке кувшина. Это нечто другое. В том плане, что оно в основном не изобразительное, а функциональное,мифическое,связанной с формой,с использованием кувшина.

Есть версии орнаментов с двумя цветами. Дальше проследить точную,пошаговую эволюцию этого божества почти невозможно. В интернете я вижу огромное количество разных внешностей этого божества. Внешность его лица(небесное решето) становится очень разнообразной и для начала, я в следующей статье,вкратце,попытаюсь описать, как они видели,представляли сотворение мира. Эти символы они устанавливали в решето-лицо божества, в разные его внешности. В третьей статье буду описывать все варианты индивидуальной внешности этого божества.

Но немало страдали от долговой проблемы и обычные муниципалы, особенно из сулланских ветеранов, лидером которых стал некий центурион Гай Манлий. Многие из них оказались посредственными фермерами и быстро обросли долгами. Закон Рулла мог бы помочь решить проблему неудачливых фермеров, но его принятие сорвал Цицерон. А следовательно, все страждущие теперь обратили свои взоры на Катилину.

Катилина же повел свою кампанию максимально дерзко: выставлял себя таким же бедняком, как плебс, и в то же время активно тратил деньги на подарки, раздавал обещания, которые… а хотел ли он их выполнять? Тут ведь как, - списание долгов или их реструктуризация гарантированно встретили бы сопротивление тех всадников и сенаторов, что занимались ростовщичеством. Скорее всего, любая инициатива Катилины была бы утоплена, что автоматом сделало бы Катилину борцом за народное благо против коррумпированных сенаторов. При этом никто не мешал за кулисами договориться, что Катилина получит хорошую провинцию для разграбления в обмен на прекращение активной борьбы за законы. Ну а дальше уехать с друзьяшками в провинцию, поправить там дела и вернуться в Рим снова разбогатевшим.

В общем план мог бы быть хорош. Вот только Катилина вел себя слишком нагло. Когда Катон начал угрожать, что даже если Луций выиграет выборы, то тут же получит иск за коррупцию на выборах, Катилина с насмешкой ответил, что сметет любые преграды. Вновь выступил против Катилины и Цицерон, тесно связанный с ростовщиками. Он провел через комиции закон, ужесточавший наказание за электоральную коррупцию до изгнания на 10 лет. Но это не остановило Катилину.

В Риме уже не первый год непрерывно ходили слухи о каких-то заговорщиках, готовых вот-вот устроить переворот. Записывали в заговорщики любого достаточно яркого политика, потому что - ну кто еще? Естественно, что такие слухи курсировали и в 63 году до н.э., значительно усилившиеся из-за неблагоприятных знамений, сулящих скорую гражданскую войну. А кто у нас тут самый антисистемный политик, кто мог бы возглавить заговор? Катилина!

Цицерон, используя эти слухи и брожение народа, отложил выборы в консулы и начал атаковать в сенате Катилину и его программу. Во время одного из заседаний он потребовал Катилину ответить на вопрос, зачем тот идет в консулы, и Луций нагло заявил: “Римское государство состоит из двух организмов – один слабый, со слабою головой (сенат), а другой сильный, но без головы (народ): он, Катилина, намерен играть роль первого для второго”. В иных обстоятельствах такое заявление восприняли бы как браваду, но сейчас слишком многие восприняли как угрозу - что став консулом, Катилина станет проводить популярскую политику в обход сената. А потому от него отвернулись многие, кто мог бы до этого поддержать, в том числе и Антоний Гибрида, опасавшийся потери своего будущего проконсульства.

Цицерон мог быть доволен - его же руками Катилина превращался в угрозу Республике, а сам Цицеро становился единственным, кто мог защитить от неё. На выборы, проходившие на Марсовом поле, консул пришел в воинском доспехе под тогой, утверждая, что и ему, и всей Республике грозит опасность.

Возбужденный народ, все еще веривший в Цицерона, проголосовал против Катилины и выбрал консулами Луция Лициния Мурену и Децима Юния Силана. Для Катилины это был конец.

И вот тут начинается самая мутная часть всей истории. Цицерон, судя по всему, с самого начала подозревал, что Катилина может после выборов устроить какую-то бучу. Но то ли он недооценил решительность Луция Сергия и потому посчитал его удобным опереточным злодеем, то ли он все отлично осознавал и намеренно вел ситуацию к мятежу, чтобы потом героически его пресечь. Сам Луций Сергий и его сторонники, вероятно, заранее предполагали, что проигрыш на выборах возможен, и всегда имели наготове план Б. Это были отчаявшиеся люди в ситуации пан или пропал - либо сейчас добиться каких-то перемен в их жизнях, либо уйти на дно. Хотя из Рима ситуация в сельской Италии казалась спокойной, на самом деле брожение умов там было солидное, особенно в местах расселения сулланских ветеранов. И почти сразу после проигрыша Катилины там начались спонтанные антиправительственные выступления.

А дальше события развивались очень быстро. Катилинарии были такими себе заговорщиками, и информация о заговоре и точной его дате попала в руки агентов Цицерона, о чем тот и объявил в сенате. С его слов, 27 октября 63 года до н.э. Гай Манлий должен был поднять мятеж в Этрурии, а в Риме его поддержали бы заговорщики. И знаете что? Цицерону, призывавшему срочно действовать, не поверили!

Постоянные слухи о готовящихся заговорах были уже привычны. А реально случавшиеся утечки информации от незадачливых заговорщиков, примешиваясь к самым безумным слухам, приводили к тому, что разобрать, где правда, а где вымысел, было невозможно. Спасло ситуацию для Цицерона то, что Красс и еще двое уважаемых людей получили письма, где им предлагалось на время уехать из города. При этом Красса все это время Цицерон, да и не он один, подозревал в поддержке Катилины. И, возможно, что так и было, пока тот не решил, что риск для него слишком велик. Слова уважаемых людей о реальности угрозы заставили сенат наконец начать действовать.

На удачу в Италии как раз находились двое военачальников с готовыми явиться по первому приказу армиями - Метелл Кретик и Марций Рекс. Оба они вместе с Лукуллом ждали собственные триумфы, но, в отличие от него, не получили. Метелл хотел триумф за покорение Крита, но из-за конфликта с Помпеем сторонники последнего всячески противились этому. А вот Марций Рекс хотел триумф непонятно за что, и я не шучу. Он был назначен наместником Киликии с целью борьбы с пиратами за полгода до получения Помпеем антипиратского империя. И в этой самой борьбе замечен был лишь один раз, когда спасал из плена пиратов своего родственника Клодия (да, Рим - это большая деревня). А теперь он хотел вперед истинного победителя пиратства получить за это триумф!

И вот этих двух уважаемых людей сенат попросил срочно мобилизовать войска.

Кроме того, преторы этого года были направлены в близлежащие провинции и муниципии для поддержания контроля. В частности, Метеллу Целеру Цицерон передал в управление свою проконсульскую провинцию Цизальпицскую Галлию, чем, видимо, пытался дать понять, что он ещё друг Помпея.

А что Катилина? А он всячески делал вид, что не при делах. Даже после того, как 27 октября Манилий действительно начал мятеж. После раскрытия Цицероном даты выступления Манлия заговорщики похоже перепугались и поставили планы на паузу. Но масштаб выступлений недовольных в муниципиях похоже убедил Катилину, что шансы на успех есть, и назначил новую дату переворота… о чем снова узнали шпионы Цицерона. И снова в эту дату ничего не случилось. На заседании сената, где Цицерон объявил об этом, Катилина вновь пытался оправдаться, что никакого заговора нет, но хотя Цицерона и обвиняли в сгущении красок, Катилину никто не поддержал - никто из сенаторов даже не сел на скамьи рядом с ним. А Цицерон в своих речах против заговорщика, катилинариях, яро обличал Катилину, упиваясь всеобщим вниманием.

“Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?

… 2 часа спустя…

При этих предзнаменованиях, Катилина, на благо государству, на беду и на несчастье себе, на погибель тем, кого с тобой соединили всяческие братоубийственные преступления, отправляйся на нечестивую и преступную войну. А ты, Юпитер, чью статую Ромул воздвиг при тех же авспициях, при каких основал этот вот город, ты, которого мы справедливо называем оплотом нашего города и державы, отразишь удар Катилины и его сообщников от своих и от других храмов, от домов и стен Рима, от жизни и достояния всех граждан; а недругов всех честных людей, врагов отчизны, опустошителей Италии, объединившихся в злодейском союзе и нечестивом сообществе, ты обречешь — живых и мертвых — на вечные муки.”

Раунд!

На следующий день Катилина, потерпевший крах как политик, бежал из города к Манлию, предварительно сообщив всем, что уходит в изгнание. Когда стало известно, что он таки не сбежал, присоединился к мятежникам, то Цицерон торжествовал - он все это время был прав!

Но это вовсе не означало, что мятежники в Риме оставили свои планы. Более того, они нашли потенциальных союзников, которые могли помочь им. Посольство галлов из племени аллоборгов, проживающих Нарбоннской Галли, и незадолго до этого прибывших в Рим в поисках справедливости. Их племя было разорено непомерными поборами ростовщиков и наместников, последний из которых - Мурена - как раз был избран консулом. Сенат на просьбы галлов решить проблему реагировал глухим молчанием. Когда Катон сразу после выборов “во имя блага Республики” подал иск против Мурены, обвиняя его в коррупции, аллоборги могли надеяться на какое-то изменение отношения к их проблемам. Но консул Цицерон мастерски потопил дело Мурены, объясняя это тем же самым “благом Республики”. Катон сверхгибкому консулу этого не простит.

И вот, после такого отношения, к галлам обратились неизвестные, предлагающие улучшение ситуации, если они помогут в мятеже. Галлы сначала согласились, а потом, вероятно поняв, с какими горе-заговорщиками связались, “испугались” и сдали Цицерону трех контактировавших с ними людей, надеясь на ответную благодарность. Наивные, Цицерон ничего для галлов не сделает. Зато он перехватит обличающие письма, после которых отвертеться было уже невозможно. Всего были арестованы четверо - Лентул, Статилий, Цетег и Габиний. Ещё пятеро сбежали.

Речи Цицерона произвели эффект разорвавшейся бомбы: тот факт, что катилинарии хотели натравить на город галлов и поджечь Рим для создания хаоса, отвернуло от них многих горожан. Консул-спаситель Рима, единственный, распознавший смертельную угрозу Республике, был на пике славы.

5 декабря он явился в сенат, намереваясь стать главным победителем заговора: он настаивал на необходимости казни заговорщиков. Казни римских граждан! После Мария и Суллы это было не то чтобы немыслимо, но законность, на которую постоянно напирали сенаторы, это нарушало полностью. Вот только лидерам мнений в сенате это не казалось проблемой, и они горячо выступали за то, что заговорщики утратили всякое право на римское гражданство и даруемые им права в момент организации заговора. Единственный, кто выступил резко против казни, стал Цезарь - ведь сенат не имеет права выносить такие приговоры без суда. За что его обвинили чуть ли не в участии в заговоре, а разгоряченные всадники, охранявшие сенат, едва не убили Юлия.

Когда сенат принял сторону Цицерона - тот немедленно отдал приказ: привести в исполнение. Казни осуществлялись в присутствии торжествующего Цицерона. Когда всё было кончено, он вышел к народу и произнёс лишь одно слово: “Vixerunt!” (“Отжили!”).

Вся эта ситуация казалась совершенно неправильной не только Цезарю. Ещё вчера поддерживавший консула народ, когда эмоции спали, начал сомневаться в том, а чьим же интересам служит Цицерон. Кровь катилинариев запачкает белую тогу морали Цицерона куда сильнее, чем защита им коррупционеров. Ведь сенат по самочинному решению, без разбирательства в суде, без прений защиты и обвинения, отдаст приказ казнить римских политиков! А что если завтра точно так же начнут казнить не политических аутсайдеров, а уже любимчиков народа? При этом после казни кризис все еще не был разрешен - за пределами Рима оставалась армия Манлия и Катилины.

Продолжение следует...

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_621807
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть!

А вот литовцы жили по заветам известной поговорки "Нас е*ут, а мы крепчаем" и все больше крепили межплеменную дружбу. И делали это настолько качественно, что стали наваливать немцам по самые die Eier.

Например, в 1236 году крестовый поход Ордена меченосцев пошел не по плану. Литовцы разгромили крестоносцев в битве при Сауле, да так, что Орден был вынужден совершить ребрендинг и присоединиться к более могущественной организации, став тем самым Ливонским орденом.

К середине 13 века кунигас (князь) Миндовг основал Великое княжество Литовское. Дальнейшая его история полна эпичных битв, интриг и предательств настолько, что хоть литовскую Игру Престолов снимай. Поэтому ограничимся основными вехами.

После вторжения Орды литовцы стали подминать под себя западнорусские земли. Это происходило далеко не всегда силой, но часто и добровольно, так как литовские князья могли защитить русские территории от монгол.

Князь Гедимин захватил южнорусские земли, в том числе Киев. При нем княжество стало называться Литовское и Русское. Дальнейшую экспансию Литвы смотри на карте.

Князь Ольгерд разгромил Золотую Орду в 1362 году, то есть на двадцать лет раньше Дмитрия Донского. Он же и ходил в походы на земли Донского и трижды осаждал Москву.

Вообще, отношения у ВКЛ и Москвы были непростыми. И то, и другое княжества претендовали на роль центра собирания русских земель. Постойте, как это, Литва, и вдруг собиратель земель русских? А что такого?

Чем больше расширялась Литва, тем больше русский элемент населения в ней преобладал. Литовцы становились меньшинством, хотя и привилегированным. При завоеваниях русские князья и бояре сохраняли свои уделы, порядки на новых территориях оставались старыми. Дружины литовских князей были преимущественно русскими. Литовская знать на русских землях легко ассимилировалась. Очень долго в Литве не было ни малейшего ущемления православия. То, что правящая династия литовцы? Так и что? В Средние века национальность сюзерена интересовала вассалов в последнюю очередь. Был бы человек хороший сильным, эффективным и щедрым.

Так что можно легко представить альтернативное Русское государство с литовской династией во главе. И ведь была настоящая развилка в истории. После победы на Куликовом поле в 1380-м Дмитрий Донской предложил молодому литовскому князю Ягайло жениться на его дочери. Князь должен был при этом принять православие. Со временем это могло превратиться в русско-литовскую унию, а затем и в слияние двух государств.

Но не фартануло. Хан Тохтамыш сжег Москву и восстановил зависимость Руси от Орды. А Ягайло предпочел жениться на польской королеве Ядвиге. Образовалась так называемая Кревская уния, с тех пор судьбы Литвы и Польши надолго переплелись, Литва стала развиваться по западному пути, в том числе, религиозному, то есть католическому. Русские земли в составе Польско-Литовского государства окажутся изолированными от восточно-русских и на них будут складываться новые народности, белорусская и украинская.

Хотя литовская политика до 1569 года будет вестись независимо от польской, под влиянием Польши литовские порядки начнут изменяться. Шляхта (дворянство) Литвы получит “золотые вольности”. Хотя для шляхты это будет означать большую свободу, но со временем это обернется ослаблением государства и жестоким закрепощением крестьян. Как я писал еще в первой статье цикла, политическая свобода для аристократии в условиях 15-17 веков в Восточной Европе оборачивалась бесправием низов.

Русско-литовские отношения

Но пока Литва сильна и является опасным врагом для Москвы. Особенно обострились русско-литовские отношения в конце 15-первой половине 16 века. Усилившаяся Россия требовала от Литвы древние владения Рюриковичей, да и последняя была не против расшириться на восток.

К 1550-м годам отношения с Вильно (столицей Литвы) были одним из важнейших вопросов внешней политики Москвы. Требования русского правительства вернуть древнерусские земли не прекращались и выдвигались при любом русско-литовском договоре. Именно поэтому долгосрочный мир с ВКЛ Москва не подписывала, ограничиваясь краткосрочными перемириями. С другой стороны, эти требования становились все больше ритуальными. Возник проект совместного союза против Крыма. Под него подгонялась идеологическая база борьбы с “неверными”.

Последняя попытка предложить такой союз была сделана в 1558 году, уже во время Ливонской войны. Он должен был отвлечь ВКЛ от балтийских дел. Но для Вильно это было шито белыми нитками. Хотя крымцы нападали и на литовские земли, ханство было противовесом против Москвы, так что в таком союзе литовцы были не особенно заинтересованы. Зато имели большой интерес в Ливонии, как уже говорилось в предыдущей части.

В 1559-1560-х происходят напряженные переговоры между Вильно и Москвой, а в 1561 году состоялось и первое военное столкновение (взятие Торваста). Но еще долго военные действия будут нести вялотекущий характер, а противостояние больше дипломатическим. И у Вильно, и у Москвы не было надежных союзников на случай столкновения, так что оба правительства выписывали сложные внешнеполитические зигзаги.

Многое зависело от позиции крымского хана. Он мог примкнуть к одной из сторон и сместить равновесие сил. Во второй половине 1550-х годов Россия вела антикрымскую политику, туда было совершено несколько походов.

В них большую роль сыграл литовский князь Дмитрий Вишневецкий. Это был украинный, то есть пограничный магнат. Он устроил несколько походов на крымские и турецкие земли. Помимо прочего, он захватил остров Хортицу в устье Днепра, откуда делал набеги. Его называют основателем Запорожской Сечи. Когда польско-литовский король Сигизмунд II запретил нападать на Крым, Вишневецкий перешел на русскую службу. С ним у Ивана Грозного были связаны большие планы, царь намеревался использовать литовскую пограничную знать в борьбе с Литвой.

Литва начала переговоры о совместных действиях с Крымом. Но и Москва также продемонстрировала, что готова замириться с ханом. В знак доброй воли царь повелел срыть одну из важных крепостей на границе с Крымом. Когда изумленные ханские послы поинтересовались, что происходит, то получили гордый ответ: «А у нашего государя городов много, и он, какие хочет, ставит, а какие хочет — разрушает».

Хан, осознав, что обе враждебные державы хотят его дружбы, решил извлечь из этого максимум пользы. Начался своего рода тендер на оказание внешнеполитических услуг, кто предоставит Крыму больше подарков. Москва вела себя скупо, при этом добилась, что хан ожидал, кто даст больше еще два года.

Весной начался следующий раунд русско-литовских переговоров. Литовский посол начал пенять, что Москва постоянно нарушает перемирие. В грамоте от короля вся ответственность за ливонский конфликт возлагалась на русского царя. Но король был готов вести переговоры. Смысл этого в Москве прекрасно поняли. Литовцы просто тянули время, рассчитывая на летний набег крымцев.

В ответ перед послом гневно потрясли грамотой Сигизмунда, перехваченной русской разведкой. В ней король договаривался о совместных военных действиях с Крымом против России. Правда, кроме морального удовлетворения от этого русское правительство особо ничего не получило. В итоге, русские дипломаты заявили, что царь претендует не только на Ливонию, но и земли самой Литвы.

В апреле 1562 года переговоры были прерваны и стали последними между Россией и Литвой до начала полномасштабной войны. В июле того же года снова перебежал в Литву упомянутый Вишневецкий, положив начало целой серии таких побегов в этом противостоянии.

Тем временем шел долгий изматывающий торг между Россией и Данией за северную Эстонию. В нем использовались такие аргументы, как то, что датчане первые крестили эстонцев, спасли их от “безверности”, значит имеют на Эстонию больше прав, чем русские, которые “мечом брали”. Русские дипломаты заявляли, что вообще не знают, что это за Эстония, а есть только Юрьевская держава, вотчина русских князей.

Но обеим странам были нужны союзники против Швеции и Литвы, так что договор состоялся и был подписан в августе 1562 года.

Осада Полоцка

Русское правительство стало готовиться к полномасштабной войне с Великим княжеством. 30 ноября 1563 года русское войско выступило в поход на Литву. Главной целью был выбран Полоцк – стратегически очень верное решение. Его взятие обещало дать целый ряд преимуществ. Город являлся важнейшей крепостью, угрожавшей русским войскам в Ливонии. Контроль же над ним сильно облегчил бы снабжение этой группировки. Полоцк открывал прямую дорогу на Вильно, столицу Литвы. Кроме того, город был богатейшим городом Литвы и обещал богатую добычу. Но официально целью похода было наказание польско-литовского короля «за неправды его», а также беспокойством царя «о святых иконах и о святых храмех свяшеных, иже безбожная Литва поклонение святых икон отвергше, святые иконы пощепали и многая ругания святым иконам учинили, и церкви разорили и пожгли, и крестьянскую веру и закон оставльше и поправше, и Люторство восприашя».

Это был один из крупнейших заграничных походов русской армии 16 века. Кампания была спланирована безупречно и развивалась с точностью механизма. Армия продвигалась быстро и насколько возможно незаметно. Для этого, например, было запрещено заниматься фуражировкой, то есть покупками у местного населения продуктов и корма лошадям. Все необходимое везли с собой.

Полной скрытности тридцатитысячного войска добиться было, конечно, невозможно. Тем более, сразу же появился перебежчик, воевода Богдан Хлызнев-Колычев, который и предупредил литовцев. Однако для короля Сигизмунда II приближение русских войск стало полностью неожиданным. В первое время он не смог никак помочь полочанам, кроме послания о том, что войска нет, вы держитесь.

Город был хорошо укреплен, в нем сидел гарнизон в 2500 человек, плюс несколько тысяч городских ополченцев. Воеводой города был Станислав Довойна, так что после взятия города можно было сказать «до войны воеводой был Довойна». Царь Иван предложил мирную сдачу, но полочане отказались, а парламентера убили.

31 января 1563 началась осада. Гетману (главнокомандующему) литовской армией удалось собрать только 2500-3000 человек, но он распустил слухи о своем сорокатысячном войске, чтобы испугать московитов. Сам же он расположился километрах в 10 от Полоцка, не рискнув приблизиться больше.

Московиты действительно восприняли угрозу серьезно. Навстречу гетману отправили крупный отряд во главе с татарским царевичем Ибаком. После нескольких мелких стычек гетман отступил.

5 февраля состоялся первый штурм города, неудачный. Тем не менее, полочане запросили переговоры. Они были странными, обе стороны тянули время. Осажденные надеялись на подход гетмана, а осаждающим нужно было установить тяжелую артиллерию.

8 февраля переговоры прервались и заговорили пушки. Огонь русской артиллерии был страшен. Стены были взломаны, а городской посад полностью выгорел. Гарнизон укрылся в замке, а население сдалось.

Пушки перенесли вплотную к замку и несколько суток происходила непрерывная бомбардировка. Гарнизон сражался очень мужественно, но 15 февраля вынужден был сдаться. Начали переговоры полоцкие православные священники. Грозный был милостив и выпустил литовский гарнизон с оружием и знаменами. Горожан тоже в основном распустили, хотя часть все же увели в плен. В Литве утверждали, что все полоцкие евреи, отказавшиеся принять крещение, были утоплены.

Взятие Полоцка был блестящим сражением. К сожалению, оно останется наивысшим успехом России в Ливонской войне. Но пока казалось, что перед Россией открываются блестящие перспективы. Русское войско медленно стало перемещаться от Полоцка вглубь страны.

Литовцы были в панике. В мае-июне прошел сейм (съезд) шляхты, было принято решение начать «посполитное рушение», народное ополчение. Но, несмотря на угрозу, повисшую над родиной, шляхта всячески уклонялась от участия в войне.

В декабре 1563 года в Москву прибыло большое литовское посольство. Ему было предписано добиваться возвращения Полоцка и «вечного мира». Послы должны были упирать на то, что негоже христианским государям лить кровь своих народов, а нужно воевать с неверными.

Московские дипломаты заявили, что Литва должна уступить:

Киев, Вышгородское городище, Белгородское городище, Любеч, Остерское городище, Лоева Гора, Речица, Стрешня, Рогачев, Могилев, Шклов, Копось, Орша, Дубровна, Чичерск, Пропойск, Кричев, Гомель, Мстиславль, Тетерин, Быхов, Логойск, Друческ, Горволь, Бобруйск, Свислочь, Борисов, Минск, Витебск, Сурож, Озерище, Канев, Черкасы, Переяславльское городище, Красный, Трепольское городище, Белая Церковь на р. Роси, Звенигородское городище, Житомир, Слободище, Ижеславль, Глушеск, Глучск, Мозырь, Чернобыль, Овруч (Вручий), Звягль, Давыдов городок, Петрокович, Туров, Слуцк, Копыль, Плеск, Кобрин, Брест, Каменец Берейский, Ковно, Турейск, Володимир, Горюховен, Кошира, Луцк, Черторыйск, Клевань, Торчин, Ровно, Дубна, Острог, Ковель, Жеславль Волынский, Полоной, Шульженцы, Чудно, Вишневец, Дорохвеевцы, Янполь, Перемерка, Холм, Перемышль, Чернигов, Бряславль, Хмельников, Веницы, Львов, Галич, Каменец-Подольский, Межибож, Сакаль, Друя, Дрисса, «и от Смоленского рубежа по Березыню и Киева со всеми городы, что из старины к нему было, и до Берести и Подолские и  Волынские земли… А  Волынская и  Подолская земля и  по Полской рубеж, и то все вотчина наша».

Явно в Москве испытывали головокружение от успехов. Правда, это была скорее тактика торгов, заломить побольше, чтобы было, что уступать. В любом случае, переговоры закончились ничем.

А потом случилось первое жестокое поражение русских войск в этой кампании. Гетману Радзивиллу удалось-таки собрать крупные силы, и он напал на большой отряд князя Петра Шуйского. Сражение состоялось при реке Уле (или при Чашниках) 23 января 1564 года.

Русские войска вели себя беспечно, не ожидая встретить крупные силы литовцев. Отряд Шуйского застали буквально со спущенными штанами с не надетыми доспехами.

В сражении погиб сам князь, остальные потери поданы сторонами с удивительным разночтением. Русская сторона заявила о 150 убитых, литовская – 20 тысячах. Но это поражение вовсе не стало для русских катастрофой. Однако к 1565 году боевые действия приняли вялотекущий характер.

Начало информационной войны

Взятие Полоцка ввергло в шок не только литовцев и поляков. Совершенно неожиданно для остальных европейцев на востоке образовалось могущественное государство. Информацию о нем начали жадно искать. Ее «объективности» способствовало то, что она шла через призму прямых врагов России, а также то, что европейцы были объяты страхом перед московитами.

Информацию тогда распространяли через так называемые «летучие листки», то есть печатные издания малого формата, что-то вроде протогазет.

Первые из них, касающиеся Московского государства, вышли уже в 1560-61 годах. Название одного из них доставляет: «Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране. Попутно показано, в чём заключается большая опасность и нужда лифляндцев. Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано», Георг Бреслейн, Нюрнберг, «Летучий листок», 1561. Сам листок ниже.

На взятие Полоцка в европейских типографиях откликнулись еще десятком листков. В них писалось, что злой тиран, царь московский, является врагом христианского мира не меньше, чем турецкий султан. У него есть бесконечные орды воинов, которые хоть воюют и плохо, но могут задавить числом кого угодно. Московиты адски жестоки.

«Число жертв погрома Полоцка росло от сочинения к сочинению. Так, «Правдивая и страшная газета про ужасного врага Московита» повествует, что при штурме было вырезано 20 тыс. горожан, в особенности женщин, девушек и детей. А 60 тыс. было уведено в плен. В письме к этрурскому князю Космо I его анонимный подданный сообщал, что в Полоцке 10–12 тыс. были взяты в рабство, а 50 тыс. убито. В письме анонима из Кракова, хранящемся во Флорентийском архиве Медичи, говорится о 16 тыс. полочан, павших при штурме, и 60 тыс. вырезанных жителей в самом городе и его окрестностях после сдачи. Другой итальянский аноним пишет, что в городе укрывалось 60 тыс. человек, из которых многие были перебиты как скот, другим выкалывали глаза, и кто пережил эти издевательства и пытки — остались в московском плену безо всякой надежды на выкуп …В ряде иностранных сочинений, в том числе «листков», утверждалось, что Иван Грозный сжег город: «город целиком и полностью сжег до основания и 20 тыс. человек придал мучительной смерти на крючьях и виселицах». Филюшкин

Так что информационную войну придумали не сегодня. О западной пропаганде и ее влиянии на образ царя Ивана Грозного я еще буду писать подробнее.

Продолжение следует

@penzenski @dang70 @HeritasCant, спасибо большое за донаты!

Хорошие авторы

@Aconite.Poison

@Dr.Lemon

@Cat.Cat

@historia.maximum

@IrinaKosh - помогите кошачьим.

Литература

История внешней политики России. Т.1

Скрынников Р. Иван Грозный.

Филюшкин А.И.  Русско-литовская война 1561–1570 и датско-шведская война 1563–1570 гг

Филюшкин ЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОПАГАНДА О ВЗЯТИИ ПОЛОЦКА В 1563 г.

Еще о пропаганде

https://nlr.ru/elibrary/RA4951/voyna-obrazov-i-kontseptov

https://cyberleninka.ru/article/n/voennaya-i-politicheskaya-...

О Великом княжестве Литовском

https://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2990/

https://topwar.ru/193499-istorija-sozdanija-litovskoj-rusi-v...

Цицерон везде заявлял, что он “народный консул” и его главной заботой станет обеспечение блага этого самого народа. Вот только так вышло, что довольно часто в “кризисных” ситуациях Цицерон занимал явно просенатскую позицию, да еще и сверху прикрывался “защитой интересов Помпея”. Делал он так не потому, что он стал лютым оптиматом - гибкость политического хребта будет с ним до самой смерти. А все потому, что Цицерон пытался сохранить в Республике хоть какой-то баланс, для чего подчас приходилось защищать интересы тех, от кого ты сам недавно защищал плебс.

Еще в конце прошлого, 64 года до н.э., народный трибун Публий Сервилий Рулл выдвинул законопроект по вновь ставшей актуальной проблеме - земельному вопросу. Рулл намеревался если не закрыть его полностью, то создать механизмы, с помощью которых его можно было разрешить в некоей отдаленной перспективе. По данному закону государство должно было расселить 5000 колонистов, в основном из тех, кто лишился земли из-за деятельности Суллы, на последних участках нераспределенной земли в Италии - Кампанском и Стеллатском поле. В тот момент эти участки Ager Publicus сдавались в аренду за деньги и служили постоянным источником доходов в казну. Дабы компенсировать выпадающие доходы, Рулл предлагал обложить дополнительными налогами провинции, тем более, что Рим как раз прирос несколькими благодаря войне с Митридатом.

Эта часть законопроекта была консервативной, так как в сущности повторяла многие другие земельные законы прошлого. Но было и нечто новаторское - предложение создать механизм выкупа государством земли в Италии для расселения там безземельных граждан. Для этого государству предлагалось использовать средства от продажи земли в провинциях, земли в Италии, которой государство владело, но не использовало, и военной добычи. При этом, дабы не возникло земельных споров, предлагалось подтвердить право собственности на землю за теми, кто получил её от Суллы или легально купил в ходе проскрипций. Для организации процесса должны были быть избраны децемвиры с широкими полномочиями в области земельного устройства, финансов и судебной власти.

Если бы данный законопроект был принят, то в Риме были бы созданы правовые механизмы для постоянного процесса наделения землей, что позволило бы облегчить процесс обеспечения наделами ветеранов. Причем, так как процесс купли-продажи должен был быть полностью добровольным, то государство действовало бы как рыночный агент, тем самым поддерживая цены на землю в Италии довольно высокими, что было особенно выгодно тем нобилям, что влезали в долги - если их залоговая земля вырастет в цене, то они смогут и кредит больший получить, и при продаже больше выручить. Недовольны могли быть только крупные землевладельцы, скупавшие землю по дешевке, но четких данных об этом нет.

Среди историков идет давний спор о том, кому было выгодно продвигать данный законопроект, а вот у Цицерона, похоже, таких сомнений не было. В своем выступлении в самом начале консульства он обрушился с критикой на закон Рулла, довольно толсто намекая, что этот закон инспирирован Крассом и другими алчными и жадными гражданами и направлен против Помпея. Цицерон наглядно расписал, как алчные и гнусные децемвиры тут же погрязнут в коррупции и несомненно приведут Республику к краху ради власти и богатства. Агитация “народного консула” против закона была столь яркой, что Рулл вынужден был снять его с голосования, а амбициозный консул записал себе в актив разрешение кризиса, “грозившего погубить Рим”.

И в принципе, в словах Цицерона был некий смысл: реализация закона действительно могла привести к серьезным финансовым неурядицам и даже финансовому кризису. При этом создание органа, ворочающего огромными средствами из бюджета и почти не подотчетного сенату, могло вполне серьезно пугать Цицерона. Другое дело, что создание подобных комиссий было нормальной практикой и как-то в прошлые разы земельные комиссии узурпации власти не совершили. Более того, упрек, что закон направлен против Помпея, довольно туманен, так как единственным его аргументом является то, что в комиссии децемвиров не могут участвовать те, кто сейчас не в Италии. Но ничто не мешало Помпею продвинуть в эту комиссию своих людей, поэтому довод спорный.

С учетом мутности всей этой истории существует куча диаметрально противоположных версий:

закон продвигали Красс и Цезарь, чтобы усилить свои позиции для борьбы с Помпеем;

закон продвигали Красс и Цезарь, чтобы подмазаться к Помпею;

закон продвигали Красс и Цезарь, чтобы показать истинное лицо Цицерона, вставшего на защиту интересов оптиматов;

закон продвигал Помпей, чтобы обеспечить солдат землей;

закон продвигал Красс/Цезарь/Помпей, чтобы еще больше людей стали сторонниками Катилины;

закон продвигал Рулл, потому что нужно было решать проблему;

и так далее.

В общем, версий много, но я выберу ту, что лично мне кажется более вероятной: не важно, стоял ли за Руллом кто-то или нет, но проработка закона показывает, что это едва ли была обманка, и Рулл действительно хотел провести данную реформу. В теории, она могла бы оживить сельское хозяйство Италии, позволив тем, кто оказался неспособен справиться с сельским хозяйством, избавиться от земли и получить гешефт, а безземельным крестьянам - получить землю. Но, вероятно, Цицерон, понимающий риски для финансов государства и то, что оптиматам закон не понравится, решил его торпедировать, причём выставив все так, что закон никому не выгоден. И народ вроде бы поверил, но осадочек-то останется.

В следующий раз встать на защиту Республики и её порядков Цицерону пришлось в ходе дела Рабирия. И тут уже само дело явно было провокацией, из которой торчат уши Помпея. В начале года случилось одно печальное событие - умер глава римских культов Великий понтифик Метелл Пий, тот самый, что воевал в Испании с Серторием. Должность его была крайне почетной, но не приносящей никакой явной материальной выгоды, а потому обычно малоинтересная молодым да дерзким политикам. Обычно, но в этот раз был человек, кому эта должность была очень нужна - Гай Юлий Цезарь.

Напомню, что карьеру свою Гай строил на заемные деньги, которые давали под условие, что он их вернет, заняв какую-нибудь промагистратуру в провинции. И вот с этим была заминка - Цезарь был сверхпопулярен в трибутных комициях, но выборы преторов были в центуриатных, где гораздо большее значение имели голоса богатых римлян. И было вовсе неочевидно, что Цезарь сможет там победить. А так как денег Цезарь занял уже очень много, то необходимо было доказать кредиторам, что он сможет избраться в преторы и за него нужно держаться любой ценой. И тут на горизонте появляется понтификат, после занятия которого кредиторы дали бы Цезарю столько времени, сколько ему нужно на возврат долгов.

В Риме политика и религия были тесно переплетены: перед всеми важными решениями принято было проводить гадания, богам регулярно приносили подношения, как чтобы обеспечить успех начинания, так и после его завершения. Человек, становившийся формальным лидером всех культов Рима, становился и главным по разрешению спорных ситуаций в религиозной жизни… или их созданию. Ссориться с Великим понтификом было чревато, так как он имел немало инструментов испортить жизнь своим противникам. Вот скажет Великий понтифик, что знамения неблагоприятные, и от этого так просто не отвертишься, а значит хрен тебе, а не голосование по закону. Да и нападать на понтифика тоже стоит осторожно, все же лицо, защищенное богами, - боги-то может и смолчат, а вот плебс - точно нет.

Да, понтифик имел ряд ограничений, например, запрет покидать Италию, но это можно было обойти через сенат. Поэтому-то за эту должность боролись самые лучшие из лучших, знатнейшие из знатнейших. Победа над ними обеспечила бы Цезарю великолепную репутацию. Была только одна проблема - со времен Суллы выборы Великих понтификов были отменены и заменены договорнячком в коллегии понтификов, куда Цезарь входил, но веса у него там не было. И вот эту сущую мелочь требовалось отменить. Сенат, естественно, не пошел бы на отмену этого правила, так как: а, простите, зачем? Ведь понтификам-то наверное виднее, чем плебсу, кто из них лучше справится с обязанностями. А потому требовалось как-то заставить сенат считать это решение лучшим из возможных. И Цезарь провернул просто гениальную комбинацию.

Чтобы что-то у оптиматов отнять, нужно создать угрозу потери чего-то большего, нежели выборы Великого понтифика. И Цезарь, с помощью трибуна Тита Лабиена, нашел это большее. Лабиен - выкормыш Помпея, большая часть карьеры которого прошла под его крылом. И можно уверенно утверждать, что именно на Помпея он и работал. Вероятно, весной или в самом начале лета 63 года до н.э. он выдвинул обвинение против престарелого сенатора второго ряда Гая Рабирия ни много ни мало в государственной измене (perduellio, гусары молчать). Чего же совершил такого Гай Рабирий? Лабиен обвинил его в том, что 40 лет назад он убил народного трибуна Луция Апулея Сатурнина!

Напомню, что Старунин после неудачного мятежа сдался Марию и сенату, но в ту же ночь был зарезан неизвестным в месте его содержания. Так как свидетелей убийства не было, то и дела тоже. Лабиен состряпал обвинение на основании слухов о том, что якобы когда-то давно Рабирий хвастался, что это был он. И вот на этой шаткой базе и строилось все обвинение. Если бы Лабиен обвинил, как было принято, Рабирия в оскорблении величия римского народа, то в суде под руководством претора у этих обвинений не было бы и шанса. Но “измена родине” была более старым составом преступления, по которому давно никого не судили и постоянного суда не было. А это позволило сразу обратиться к комициям как высшему судебному органу, где плебс, который всегда хорошо относился к Сатурнину, проголосовал за правомерность обвинений и организацию по древнему обычаю суда дуумвиров.

И, сюрприз-сюрприз, кто же стал дуумвирами? Гай Цезарь и его родственник консул прошлого года Луций Цезарь. Оба дуумвира довольно быстро решили, что Рабирий виновен и, сославшись на древние прецеденты, приговорили его к смертной казни!

Наблюдавшие за всем этим сенаторы оптиматы выпали в осадок, так как у каждого из них за душой были грешки, за которые вот так вот легко и просто их могли бы потащить в “народный суд”. Естественно, что Цицерон вынужден был активно вписаться в защиту Рабирия, так как все происходящее было циничным изнасилованием римской судебной системы. Он активно выступал против судилища, а когда Рабирий после вынесения приговора дуумвиров обратился к народной сходке с “апелляцией” - просьбой рассмотреть его дело именно в народном собрании - Цицерон объединился с Гортензием, чтобы выступить защитником на процессе.

Речь Цицерона в защиту Рабирия считается лучшей в его карьере, так как, из-за введенного Лабиеном ограничения в 30 минут на выступление, он вынужден был изложить все четко и по делу. Но даже после этой речи настроения в народном собрании были таковы, что Рабирия могли осудить, и это решение было бы окончательным. И тут происходит чудесное - сначала в дело вмешивается претор Метелл Целер, прибывший недавно из армии Помпея, и приостанавливает процесс. После чего совершенно внезапно Лабиен снимает обвинения с Рабирия, но вносит законопроект о возвращении выборов Великих понтификов в комиции, который легко проходит и в сенате, и в комициях. Чуете, чуете чем пахнет?

Причем для всех должно было быть максимально очевидно, что именно благодаря Помпею вся эта история вообще случилась: его человек затеял процесс, другой же его человек позволил сенату сохранить лицо, но пришлось идти на уступки. Сами понимаете, насколько сенатские лидеры были недовольны всем этим. Так что я несколько лукавил, когда говорил, что конфликт с Помпеем был поставлен на паузу. Помпей все еще продолжал влиять на римскую политику, просто не столь активно, как прежде.

Считается, что именно его люди постоянно мешали Лукуллу получить триумф, на который он претендовал, из-за чего тот вынужден был уже три года жить за городом. Цицерон, став консулом, сделал все, чтобы Лукулл, как один из лидеров консервативной партии, таки смог получить не очень-то и заслуженное им торжество. Помпею это должно было очень сильно не понравиться. А кроме того, в том же году Цицерон защищал в суде еще одного врага Помпея - бывшего консула Пизона. И возможно, что именно эти события подтолкнули Помпея помочь в интриге Цезаря и тем самым немного отомстить зазнавшемуся консулу.

Цезарь в итоге победит на выборах, благодаря масштабному подкупу избирателей, для чего пришлось так нарастить свой долг, что если бы он проиграл, то ему, неспособному расплатиться, пришлось бы сразу отправиться в изгнание. Обогнав в избирательной гонке лидера оптиматов Катула, он стал не только Великим понтификом, но и великой занозой в заднице оптиматов. Цицерон, не вполне по своей воле, а из-за складывающейся так ситуации, все сильнее будет привязывать себя к оптиматам. А Республика на всех парах неслась к новому кризису.

Продолжение следует...

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_621807
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть!

Однако с точки зрения судоходства эти континенты скорее сплошная стена, чем нет - попасть из одного океана в другой "естественным" путём по морю либо стоит огромного количества времени, если выбор падает на южный маршрут (особенно много стоило в прежние времена), либо фактически нереально или очень и очень сложно, если какой-нибудь капитан решит прорваться через плеяду арктических островов, воды между которыми многие месяцы скованы сплошными льдами. Само собой, в наши дни технологии позволяют за небольшой относительно старых эпох срок пройти любой из двух указанных путей, однако это всё равно весьма неудобно.

А в былые года это и вовсе было занятием не просто долгим и неприятным, а крайне опасным - проход через север был совсем закрыт, так как никто не рисковал исследовать неизвестные и к тому же очень неприветливые холодные края, а через юг требовал большого времени и не менее больших усилий. При этом всегда был риск морских, тропических и прочих болезней, кораблекрушений и прочих прелестей, которые быт моряков в их и так сложной профессии осложняли ужасно. Когда в XVI столетии европейцы узнают о существовании Америк и в лице нескольких деятелей с громкими именами (Фрэнсис Дрейк, Фернан Магеллан и другие) совершат плавания из Тихого океана в Атлантику через окончание Южной Америки, проложив там маршруты, сложность и длительность этих путей станут колоссальной проблемой.

Но как бы то ни было, колониализм и имперское строительство требовали нахождения наиболее удобных при тогдашних технологиях маршрутов для связи новых владений европейских держав. В Южной и на юге Северной Америки утвердилась Испания, добывавшая в горах этих регионов много золота и серебра. Она же полностью подчинила себе ключевой для сегодняшней истории регион - так называемую Центральную Америку, которая является не отдельным континентом, а окончанием Северной Америки с юга. Несмотря на то, что местные горы и джунгли не столь богаты благородными металлами, как аналогичные массивы с севера в Новой Испании (Мексике) и с юга в вице-королевстве Перу, испанские колонизаторы обратили на эти земли пристальное внимание с самого начала, и причина этого становится очевидна, если рассмотреть карту Центральной Америки в частности и Испанской империи вообще:

Как становится понятно, Испания имела обширные владения на западном побережье Южной Америки и весомые колонии в Тихом океане (самая важная и крупная - Филиппины). Очевидно, что это не просто так. Хотя Испания и не была самой прогрессивной колониальной империей, она не просто завоёвывала территории, что называется, от балды, нет - колонии в Тихом океане и в Америке были живо связаны друг с другом - золото и серебро из гор одних грузилось на галеоны и доплывало до островных берегов других, откуда попадало в Китай, купцы которого в обмен на американское золото отдавали европейцам чай, фарфор и прочие невероятно ценные тогда на Западе товары. Таким образом, маршруты, связывающие Испанию, её американские колонии и Азию, обязательно проходят через два океана. А поскольку путь через пролив между Южной Америкой и Антарктидой был слишком сложным и затратным, испанцы местом, связывающим свои колониальные артерии, сделали как раз Центральную Америку и её самое узкое место - территорию будущей Панамы. Она будет первой в регионе (ещё в начале 1510-х годов) колонизирована и в дальнейшем станет сухопутной перемычкой (вернее, пока только одной из перемычек) между атлантическим и тихоокеанским потоками испанской торговли, своего рода гранью между двумя мирами, разъединёнными американскими континентами.

Так было веками. До XIX столетия некоторые блестящие умы предлагали испанской администрации рассмотреть возможность прорытия здесь канала, который ввиду очень заметной узости Панамского перешейка был идеей даже более очевидной, чем Суэцкий канал и его прообразы. Он мог бы устранить сухопутное посредничество, осложнявшее обмен, и сделать маршруты во многие разы удобнее. Однако Мадрид отвергал эти идеи, и лишь в конце XVIII столетия, то есть уже под закат испанского владычества, дал добро на исследования такого рода, которые ничем продуктивным не закончились.

А затем стало не до того - Испанию оккупировала Французская империя, после чего власть мадридского престола в колониях пошатнулась, что вместе с проникновением в Латинскую Америку националистических идей и романтического духа французской революции привело к массовым войнам за независимость колоний Испании, которые уже к началу 1820-х годов кончились полным уходом последней из своих огромных континентальных владений. Новая Испания стала Мексикой, Перу из вице-королевства переквалифицировалось в республику, как и Аргентина (ранее - вице-королевство Рио-де-ла-Плата). Центральная же Америка по большей части перешла под контроль Мексики, о чём я упоминал в работе про эту страну . Однако не район вокруг Панамского перешейка - он стал частью Великой Колумбии, которая при испанцах была Новой Гранадой. Это крупное государство, которое было основано самым известным из героев войны испанских колоний за независимость - Симоном Боливаром, изначально не совпадало с современной Колумбией и включало в себя не только Панаму, не Венесуэлу и Эквадор. Боливар стал её первым президентом.

В дальнейшем земли, что ныне являются Венесуэлой и Эквадором, из состава свежесозданного и весьма нестабильного государства выйдут, но Панамский перешеек в его составе останется. В целом, это была типичная латиноамериканская страна, которая после смерти своего основателя начала сыпаться и погрузилась в пучину кризисов. Наличие в её составе идеального места для соединения водой двух огромных океанов никак не помогало - об этом в круговороте бурных политических событий совсем забыли.

Старые лица и новые ошибки

Впрочем, не только нестабильность в Колумбии мешала делу создания канала через Панаму - в первой половине XIX столетия Тихий океан был далеко не таким перспективным экономически местом, как ныне - немалый его кусок был вовсе мало исследован и заселён, а торговля с Восточной и Юго-восточной Азией из-за закрытости и неразвитости государств этого региона не была стол выгодна и оживлена. Конечно, Индонезия, Китай и Япония по-прежнему манили европейцев, но эта активность не была взаимной, что делало экономические связи в регионе куда менее живыми, чем они есть сейчас. При этом страны обеих Америк также не представляли тогда слишком активных субъектов в плане внешних экономических связей.

Это состояние начало потихоньку меняться во второй половине века, когда США и Япония усилились, богатея и проходя быструю индустриализацию, а Китай и прочие страны Азии были насильственно выведены их политики изоляционизма. Создание Суэцкого канала также расширило торговлю между континентами, подав хороший пример и наводя многих на мысль о том, что нечто подобное было бы неплохо прорыть и между двумя главными океанами планеты.

И что интересно, тут нам придется встретить знакомое лицо - Фердинанда Лессепса. Он, сказочно разбогатев на египетском проекте, решил на волне успеха сорвать куш ещё раз, создав канал в Центральной Америке. И конечно, именно принадлежавший Колумбии перешеек стал местом для его создания. В 1879 году Лессепсом была основана "Всеобщая компания межокеанского канала", которая получила разрешение на работы от правительства Колумбии.

Почти все 1880-ые годы строительство канала шло, однако закончено было лишь на треть и притом весьма некачественно. Лессепс, видимо, был настолько опьянён своими достижениями ранее, что решил делать всё по уже обкатанному шаблону, который хорошо показал себя в Египте - он полагал сотворить канал, напрямую прорыв его через перешеек. Однако француз не учёл того, что местность в Центрально Америке была куда сложнее - если в Египте рыть приходилось через ровную пустыню, то Панама полна возвышенностей и джунглей, "одолеть" которые гораздо тяжелее. Для этого нужно разработать шлюзовую систему, которая будет обеспечивать проход судов через возвышенности.

Однако Лессепс не стал этого делать, чем в разы снизил скорость и качество строительства. Вкупе с неверными решениями в техническом плане работам мешали тропические болезни, которые косили строителей сотнями в год, создавая проблемы с нахождением новых трудовых рук. В итоге к 1888 году на проект было потрачено вдвое больше денег, чем планировалось, при этом он не был закончен даже наполовину. Затем руководителей компании обвинили в коррупционных схемах, давление началось и на самого Лессепса. В итоге во Франции произошёл скандал, который заморозил создание канала. Лессепс, не выдержав стресса от обвинений, умер, а его второе детище так и осталось "висеть". Никто не хотел рисковать и продолжать столь сложный проект с запятнанной репутацией.

К тому же, тогда гораздо более перспективным считался вариант создания канала чуть севернее, в Никарагуа. Там, хоть и был больший массив суши, но не было таких возвышенностей, как в Панаме. К тому же, в Никарагуа расположено большое озеро, через которое можно было частично провести канал. К концу XIX столетия Никарагуанский канал казался гораздо лучшей альтернативой, особенно после неверный решений и скандалов вокруг проекта в Панаме.

Угнетённые народы и супермен с дубиной

Если это действительно так и Панамский канал в какой-то момент стал безнадёжным делом, то почему же в итоге всё-таки был реализован он, а не альтернатива в Никарагуа? История это долгая и крепчайшим образом связанная со страной белоголового орлана. США изначально задумывались как государство свободных фермеров, где не будет ни налогов, ни банков, ни жёсткой авторитарной власти.

Однако уже к 1820-м годам стало очевидно, что этому не бывать - капитализм и индустриализация в стране бизонов и ковбоев развернулись по полной, способствуя росту могущества Штатов. После распада большей части Испанской империи и присоединения к США Луизианы (не современного относительно небольшого штата, а огромной французской колонии) и Флориды Вашингтон стал всерьёз задумываться над началом весомой внешнеполитической экспансии. Так и случилось - при президенте Джеймсе Монро (1817-1825) в США была разработана доктрина, названная именем этого руководителя. Согласно ей, американские и европейские государства во внешней политике не должны лезть в дела друг друга. Иными словами, океан должен стать твёрдой границей между юрисдикцией государств двух континентов. Очевидно, что доктрина Монро была призвана не защитить суверенитет Мексики, Боливии и прочих государств Латинской Америки, а лишь отправить их целиком в сферу влияния США. Так и вышло - к середине XIX столетия они господствовали на своём континенте, безоговорочно став самой сильной и развитой из его стран.

В этой связи развитие коммуникации между частями разросшейся страны стало серьёзной задачей для политиков в Вашингтоне. После американо-мексиканской войны 1846-1848 годов американские владения дошли до берегов Тихого океана. В одном из тихоокеанских штатов - Калифорнии, тогда же были обнаружены запасы золота, что привлекло на запад множество поселенцев и положило начало созданию монолитных США как пространства между двумя океанами. Правительство финансировало строительство первой в мире трансконтинентальной железной дороги, скрепившей всю страну. В целом, ко второй половине XIX столетия США очень сильно расширили свои влияние и могущество, и не последняя роль в этом принадлежала развитию транспортных путей и взятию государств Латинской Америки под колпак.

Однако одних сухопутных дорог, пусть и передовых на то время, было мало. Перемещение по воде всё равно оставалось более предпочтительным вариантом, и потому быстро появились маршруты, которые через Карибское море и Панаму доставляли американцев на новые места западного побережья. В этой связи вашингтонские власти заинтересовались проектом канала в Центральной Америке, который бы позволил лучше освоить запад страны. Но, как уже говорилось, после неудач Лессепса и ко предпочтение скорее было отдано никарагуанскому каналу. США поддерживали его долгое время. К тому времени они полностью подчинили всех южных соседей, поэтому смотрели на регион как хозяева, которыми фактически и были.

Тем не менее, до поры до времени быстрых и энергичных действий для создания канала США не предпринимали. Конечно, этот проект был им важен как хорошее и удобное средство коммуникации по воде, но не настолько сильно, чтобы обращать на него первостепенное внимание. Дело ограничилось только постройкой в Панаме железной дороги для более быстрого перемещения американских путешественников.

Это продолжалось до тех пор, пока в последние года XIX столетия Штаты не вышли за пределы Америки, став настоящей колониальной державой. В ходе войны с Испанией, произошедшей в 1898 году, США взяли под контроль Пуэрто-Рико, Филиппины, Кубу и ряд островов в Тихом океане. Установив в этих местах собственное правление или марионеточное руководство, они получили обширные владения в отдалённых от себя регионах. Тогда же было захвачено Гавайское королевство. Эти события сделали США колониальной империей в классическом понимании.

Теперь, когда американское присутствие в тихоокеанском регионе стало прямым и весьма обширным, Вашингтон был гораздо живее заинтересован в объекте, через который можно было бы быстро перемещать флот из одного океана в другой. Американцы увеличили свою активность, обратив её сперва на Никарагуа. Однако в 1902 году в Центральной Америке и Карибском бассейне произошло два сильных извержения вулкана - одно в Гватемале, а другое на острове Мартиника. Они нанесли большой ущерб, что заставило конгрессменов в Вашингтоне задуматься - в Никарагуа ведь тоже есть вулканы, а что будет, если они начнут извергаться? Это явно повредит нормальной работе канала. Так рассудили американские политики. Поэтому США отказались от идеи построить его в по идее "лучшей" местности и вновь обратили внимание на Панаму.

В 1902 году они выказали намерение выкупить активы компании, чему давно желавшие избавиться от принесшего им много бед проекта французы были несказанно рады. Однако правительство Колумбии, под чьей юрисдикцией регион по-прежнему находился, отказало американцам в этом. Тогда американские спецслужбы обратились к местным сепаратистам и весомо поддержали их деньгами и вооружением. Это была часть так называемой "Политики большой дубинки", органичного продолжения доктрины Монро, проявившейся на рубеже веков и сформулированной при президенте Теодоре Рузвельте. Она заключалась в прямом вмешательстве в дела южных соседей США с целью держать их на поводке. Вашингтон использовал её во время вторжений на Карибские острова. В рамках этой же политики Панама была отторгнута от Колумбии.

При содействии Вашингтона Панама объявила о независимости, после чего США признали новое государство и фактически взяли под собственный контроль. Новое лояльное правительство этой территории, разумеется, без лишних раздумий отдало США полоску земли под будущий канал. Сам объект активно создавался с 1904 по 1914 год, после чего начал функционировать (но официально был открыт только в 1920 году). После этого позиции США в Тихом океане сильно окрепли. Панамский канал фактически стал выполнять функцию связующего звена в деле американского империализма, и это была его основная задача на первом этапе существования.

Портал между мирами

Панамский канал сыграл важную роль в противостоянии США и Японии во Вторую мировую войну, однако довольно долгое время после открытия такого бума мировой экономики, как египетский родственник, не вызывал. Лишь в середине XX столетия его значение для всего мира начало ударно расти, и это связано с двумя ключевыми событиями, которые изменили положение дел в экономике и геополитике в целом.

Первое событие - появление контейнерных перевозок. Ещё в начале XX столетия перемещение грузов осуществлялось отдельными ящиками, что занимало много времени и было не очень удобно. А поскольку с ростом промышленности количество грузов и этих самых ящиков соответственно росло, создавалось всё больше и больше неудобств. Это положение изменил американский предприниматель Малком Маклин, который в конце 1930-х годов разработал первые контейнеры, то есть огромные "ящики", позволяющие многократно повысить эффективность погрузки и перевозок. Испробовав их сначала на грузовиках, Маклин в 1956 году создал первый контейнеровоз - корабль, заполненный такими вот огромными ящиками. И это имело ошеломительный успех - контейнерная перевозка позволяла очень сильно экономить время и деньги, поэтому уже вскоре стала массовой.

Как это связано с Панамским каналом? Вполне зримо - теперь, когда перемещение грузов по морю вышло на качественно новый уровень, доставлять их из океана в океан на такие большие расстояния стало намного выгоднее, и это сделало американский океанический проход в разы более привлекательным для бизнес-воротил местом, чем раньше.

Было и второе событие, которое тоже крайне повлияло на рост популярности маршрутов через Панаму - после Второй мировой войны страны Азии начали стремительно расти в экономическом плане. Япония, а вслед за ней Республика Корея, КНР и Китайская республика (Тайвань), Вьетнам, Индонезия и Малайзия с каждым десятилетием второй половины века богатели и производили всё больше товаров. В этой парадигме канал, позволяющий доставлять товары из Тихого в Атлантический океан и обратно, стал невероятно актуален и постоянно увеличивал свою загруженность. Этот фактор связан и с первым - контейнерные перевозки позволяли доставлять товары из Азии в огромных объёмах, чем только увеличивали внимание к каналу со стороны мировых компаний. Теперь он стал точкой, приносящей своему владельцу колоссальную выгоду и стратегически, и экономически.

А теперь вспомним, что владела этим возросшим в значении объектом все эти годы великих изменений вовсе не Панама, а США. Очень долгое время Вашингтон получал все выгоды от контроля над этим местом, отдавая Панаме лишь меньшую часть прибылей. Правительство последней покорно соглашалось - а как иначе, если самим своим существованием не в виде провинции Колумбии страна была обязана американцам? Фактически, Панама заплатила очень дорогую цену за независимость, будучи вынуждена смотреть на успех канала как бы немножко с обочины.

Это продолжалось ровно до тех пор, пока к власти в этой небольшой стране в 1968 году не пришёл Омар Торрихос, деятель весьма интересный. Он был, пожалуй, первым руководителем Панамы, который не следовал без вопросов курсу, назначенному из Вашингтона. Торрихос стремился к сокращению американского военного контингента , проводил прогрессивные внутренние реформы и в целом понимал, что государству нужно наконец начать отстаивать свои интересы. Естественно, для этого надо было обязательно добиться передачи канала Панаме и ухода оттуда американцев.

В 1977 году, играя на том, что США были скованы условиями Холодной войны и не могли без серьёзного репутационного ущерба просто использовать свою дубинку для смещения неугодного лица у власти в ещё недавно "удобной" стране, Торрихос добился заключения договора о национализации канала. Это должно было случиться в 1999 году, и так и произошло (хоть и не без прощального подарка из Вашингтона - на рубеже 1989 и 1990 годов американцы ещё раз вторглись в Панаму, видимо, напоследок). И хотя сам Торрихос не дожил до этого дня, цели своей вполне добился - уже более двух десятилетий Панамским каналом владеет сама Панама.

С тех пор она, не только из-за получения полного объёма дохода от ставшего очень популярным к тому времени прохода, но и из-за модернизации при Торрихосе, стала очень благополучным государством, особенно на фоне своих соседей по Южной и Центральной Америке. Сейчас Панама - довольно богатое место, с большой пользой извлекающее выгоду из своего географического положения (но всё же не на такой максимум, как некоторые другие, о ком будет говорено в следующих частях). И хотя назвать её полностью независимой всё ещё нельзя хотя бы потому, что по сей день в государстве основная валюта - доллар США, все же та огромная выгода, которую страна получила от канала в новейшее время, во многом результат своенравной политики Торрихоса.